Но разделение прошло штатно. Двигатель включился, переходник отстрелился. Ракета уверенно шла по заданной траектории. Еще чуть–чуть… Внезапно раздался торопливый голос одного из операторов:
- Сто семьдесят секунд полета! Передача телеметрии с борта прекратилась! Сигнал отсутствует!
Вот те на! Всего пять секунд оставалось до планового отключения двигателя второй ступени! Но и это при первом старте — большой успех. Что произошло — разберутся когда расшифруют телеметрию, дефект устранят. Главное — «изделие» летает!
Следующие пять месяцев Андрей практически не вылазил с Байконура. Один за другим последовали еще четыре пуска. Два последних — полностью успешно. Обнаруженные при испытательных стартах дефекты устранялись прямо на полигоне на уже готовых носителях. Наконец, государственная комиссия дала добро на запуск спутника.
Утром двадцать седьмого июня все причастные провожали полностью смонтированную ракету на стартовую площадку полигона, который уже вечером, при удаче, с полным на то правом можно будет переименовать в космодром. Первый земной космодром. Носитель установили и заправили. И вот последний отсчет. Старт! Пошли доклады операторов. Все системы работали штатно. Наконец:
- Прошло выключение двигателя второй ступени! — оператор сделал паузу и все затаили дыхание: — Параметры траектории соответствуют расчетным!
Зал бункера управления взорвался восторженными криками…
На состоявшемся через месяц торжественном закрытом приеме в Кремле, после окончания официальной части, Сталин подошел к Королеву и Воронову:
- Молодцы! Видели бы вы морду американского президента, когда, перед открытием переговоров в Белграде, я подарил ему фотографию восточного побережья США, полученную со Спутника!
По мнению разбалованного технологиями двадцать первого века Андрея, в этой мутной фотографии не было абсолютно ничего впечатляющего, но на остальных она на самом деле действовала просто ошеломляюще.
- Ну, и когда планируете послать туда человека? — Вождь ткнул мундштуком трубки в направлении потолка.
- В течение трех лет, думаю, справимся, — ответил Главный.
- А кого? И как будете готовить к полету? — продолжал интересоваться руководитель государства.
- Отберем группу летчиков–испытателей, желательно с инженерным образованием, — пояснил уже Воронов. И неожиданно добавил: — А первым пройду проверки я!
- Чего? Размечтался! — забыв о присутствии Сталина, чуть не заорал Королев. — Чем тогда я хуже? Я мечтал о полете в космос, когда ты еще под стол пешком ходил!
- Не проблема, Сергей Павлович! — спокойно парировал Андрей. — Пройдете медкомиссию — без разговоров уступлю место! Все по–честному!
- Сам сначала пройди! — огрызнулся Главный конструктор, прекрасно, конечно, понимая, что в отличие от своего тридцатилетнего зама, в его сорок два шансов пройти комиссию маловато.
- Может и мне тоже попробовать? — ухмыльнулся в усы слушавший их перепалку Сталин.
Два с половиной года напряженнейшей работы подошли к столь ожидаемому финалу. Андрей все это время совмещал обязанности, по сути, трех человек: зама Главного по летным испытаниям, ведущего инструктора по пилотированию космических кораблей в первом отряде космонавтов (а кому как не ему — опытному пилоту и, одновременно, разработчику самого корабля и его систем управления) и, наконец, слушателя в этом самом отряде. Конечно, пришлось пройти не только бесконечные медицинские комиссии, но и кучу споров и согласований в инстанциях, преодолевая сопротивление как Королева, так и других ответственных лиц, не желавших, по разным причинам, личного участия Воронова в космических полетах. Особенно трудно было убедить Сталина. Пришлось воспользоваться всем своим авторитетом, заработанным в глазах Вождя за эти годы. И, несмотря на все эти трудности, он не отступал, и в конце концов добился своего. И сегодня, пятнадцатого апреля пятьдесят первого года, перед последним заседанием госкомиссии, ни у кого не возникало сомнений, чью кандидатуру для первого полета в космос она назовет.
Да, к двенадцатому апреля немного не успели, но, кроме Андрея, здесь эта дата никому ничего не говорила. Зато и корабль получился не чета гагаринскому «Востоку»! Сказались большая грузоподъемность ракеты–носителя и долговременное планирование, помноженные на знания Воронова, благодаря которым он незаметно для окружающих, на бесчисленных техсоветах и в личных беседах, направлял решения ведущих конструкторов в правильную сторону. Конический спускаемый аппарат, напоминавший существовавший в мире Андрея американский «Аполлон», обладал некоторым аэродинамическим качеством, позволяющим снизить перегрузки при спуске, повысить точность приземления и вмещал, не смотря на меньшие габариты, до трех космонавтов в скафандрах, обеспечивая их жизнедеятельность в течение недели.
Сзади к нему, по типу советского «Союза», был присоединен приборно–агрегатный отсек с маневровыми двигателями, топливными баками для них, аккумуляторами и местом для пока находившихся в разработке солнечных батарей, а спереди, через универсальный стыковочный узел, могли пристыковываться сменные модули различного назначения. Это мог быть дополнительный обитаемый отсек, или негерметичный модуль с аппаратурой, например — телескопом, или грузовой с внешним стыковочным узлом для полетов к будущей орбитальной станции. Сейчас на его месте торчал угловатый блок с солидным количеством разнообразной контрольно–измерительной аппаратуры — испытательный полет, как–никак!